ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА. 2016. № 3 (63)

​

ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ

​

23–25 мая 2016 г. в Москве, во Дворце Алексея Михайловича (Музей- заповедник «Коломенское»), прошла ХХI Международная научная конференция «Славянская традиционная культура и современный мир. Фольклорное пограничье: география, история, духовная куль- тура», посвященная Дням славянской письменности и культуры. Организатор мероприятия — Государственный республиканский центр русского фольклора Министерства культуры РФ. Конференция традиционно собирает специалистов в области фольклора и традиционной культуры, представляющих различные регионы страны, а также зарубежных ученых. В этом году конференция была посвящена проблемам фольклорного пограничья, которое рассматривалось в различных аспектах. Также прошла презентация региональных Центров традиционной культуры, творческие лаборатории, выставка-продажа изделий мастеров народного декоративно-прикладного искусства и др.  В рамках конференции 24 мая 2016 г. состоялось расширенное заседание редакционной коллеги научного альманаха «Традиционная культура». В его работе приняли участие члены редколлегии из Москвы, Санкт-Петербурга, Архангельска, Йошкар-Олы, Перми, Сыктывкара, Ульяновска, а также участники конференции. Главный редактор В.Л. Кляус провел презентацию официального сайта научного альманаха «Традиционная культура». Он рассказал участникам заседания об основных задачах сайта, его современной структуре и перспективах развития, а также представил размещенный в от- крытом доступе архив номеров альманаха за 2000–2012 гг. Затем прошло обсуждение вопросов, связанных с другими направлениями деятельности альманаха.

​

​

​

НАУЧНЫЕ ЦЕНТРЫ:  ИССЛЕДОВАНИЯ СОТРУДНИКОВ  
ОТДЕЛА РУССКОГО ФОЛЬКЛОРА ИРЛИ  (ПУШКИНСКИЙ ДОМ) РАН

​

СТАРИНА «МАТЬ ПРОДАЕТ СВОЕГО СЫНА» (К ВОПРОСУ О ЖАНРЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ)

ТАТЬЯНА ГРИГОРЬЕВНА ИВАНОВА (Институт русской литературы
(Пушкинский Дом) РАН:  Российская Федерация, 199034, г. Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4)

 

Аннотация. В статье рассматривается эпический сюжет «Мать продает своего сына» (мать продает корабельщикам сына, бражничающего в кабаках). Дается обзор немногих исследований сюжета (О. Ф. Миллер, А. Н. Веселовский, В. Ф. Миллер, комментарии В. Я. Проппа и Б. Н. Путилова, Д. М. Балашова). Произведение записано на Выг- озере и в Западном Поморье (сборники П. Н. Рыбникова, А. Ф. Гильфердинга, А. Д. Григорьева, «Русские народные песни Карельского Поморья»). Анализируются 9 известных вариантов, которые образуют 6 отдельных редакций, своеобразие которых определяется концовками текстов: 1) эпическая версия; 2) версия, в которой утверждается возможность морального исправления героя; 3) версия, в которой заявлена невозможность нравственного исправления героя; 4) версия, где герой наделяется колдовскими чертами и где используется схема былины «Садко» (герой спускается в море к Морскому царю);  5) версия с лирической темой «горе»; 6) версия с лирической темой «талань». В статье ставится проблема жанра произведения: былина или баллада? Несмотря на обширный балладный комплекс в песне (действие не привязано к Киеву; конфликт развивается внутри семьи; герой не имеет черт богатыря; в текстах имеются балладные и лирические топосы), доказывается былинная природа произведения. Одним из аргументов является образ матери. Она носит былинное имя (Офимья Александровна); в отличие от баллад (где мать —  фигура зловещая и преступная), мать героя, согласно правилам поведения былинной матери, предупреждает его против гуляний в кабаке (отголосок образа «вещей матери»).

Ключевые слова: сюжет «Мать продает сына», былина, баллада, версии. 

​

“MOTHER SELLS HER SON” THE “STARINA” EPICS: TO THE PROBLEM OF TEXT GENRE
TAT’YАNA IVANOVA (Institute of Russian Literature (Pushkin House),
Russian Academy of Sciences: 4, emb. Makarova, St. Petersburg, 199034, Russian Federation)

​

Summary. The paper considers an epic plot “mother sells her son” (the son is sold to sailors by his mother because of his bibulosity in taverns). Few studies of the plot by O. F. Miller, A. N. Veselovskiy, V. F. Miller, V. Ya. Propp and comments by B. N. Putilov and D. M. Balashov are reviewed. Specimens of the “starina” have been recorded at Vygozero and the Western White Sea coast and published in P. N. Rybnikov’s, A. F. Gil’ferding’s, A. D. Grigor’ev’s and in RNPKP (“Russian Folk Songs of the Karelian Pomerania”) collections. The author has analyzed 9 renowned variants, which constitute 6 separate redactions, i. e. plot versions. Versions are distinguished depending on the ending of the plot. The first presents an epic version, the second postulates a possibility of the hero’s moral improvement, the third articulates an impossibility of the hero’s moral improvement. According to the fourth version, the hero obtains magic features of a wizard, whereas the pattern of “Sadko” the “bylina” epics is used (the hero descends to the sea profound to visit Marine King). Two versions (the 5th and the 6th) elaborate lyrical themes of the Sorrow and of the “Talan” (happiness). The paper deals with the problem of genre attribution, does this “starina” represent a “bylina” (heroic epics) or a ballad? Despite of an extensive ballad component included (action isn’t attached to Kiev the epic capital; the conflict develops within a family; the hero has no heroic features typical of the “bylina’s bogatyr’”; ballad and lyrical topics and common places appear in the texts), the author proves the dominant epic nature of this specimen. Mother’s character is the key argument. She is named with typical “bylina” epic’s name of Ofim’ya Aleksandrovna. Whereas in ballads the cruel mother is an ominous figure, there in this song hero’s mother adheres behavior rules of the “bylina” epics and warns her son not to drink heavily in tavern, that reverberates the image of the wise mother.

Key words: “Mother sells her son”-plot, bylina epics, ballad, versions.
 

​

«ТУРЫ» В ЭПИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ  ЗАПАДНОГО ПОМОРЬЯ
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА ПЕТРОВА (Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН:  
Российская Федерация, 199034, г. Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4)

​

Аннотация. Эпизод с турами в качестве традиционного зачина связывается с былинами о Василии Игнатьевиче, которые в районах Западного Поморья зафиксированы не были. Западнопоморские тексты «Туров» представлялись в научной литературе, как правило, в качестве обособившегося запева былины «Василий Игнатьевич и Батыга». В настоящей статье рассматриваются варианты «Туров», записанные в Западном Поморье в XIX в. А. Д. Григорьевым, А. В. Марковым и Б. А. Богословским, а в конце XX столетия —  сотрудниками ИРЛИ (Пушкинского Дома) РАН. Сравнительный анализ этих записей, сопоставление их с эпическими текстами о Василии Игнатьевиче, распространенными на Русском Севере, позволяет с полной уверенностью утверждать, что только на территории Западного Поморья «Туры» бытовали на правах не былинного зачина, а именно самостоятельного сюжета. В контексте былин о Василии Игнатьевиче эпизод с турами  лишь прелюдия к основному действию, которое разворачивается далее. «Туры» в Западном Поморье сюжетно, композиционно завершены. Причем вариант, зафиксированный почти столетие спустя после записи А. Д. Григорьева, свидетельствует об исключительной словесной стабильности сюжета. В статье выявляется ряд существенных различий между былиной и западнопоморскими вариантами «Туров». Обращается внимание на те особенности мотивов и образов, которые ставят эти тексты в один ассоциативный ряд с духовными стихами устной и письменной традиции. Сюжет о турах и турице, бытовавший в районах Западного Поморья, рассматривается в статье как межжанровое образование, отразившее связь между былиной и духовным стихом. В отличие от мнения ряда исследователей, предполагается, что этот сюжет в том виде, в каком он оформился к XIX в., не мог сложиться ранее XVII в., т. е. эпохи раскола.

Ключевые слова: Западное Поморье, былина, духовный стих. 

​

“TURY” (THE AUROCHS) IN EPIC TRADITION  OF WESTERN POMERANIA
LYUDMILA PETROVA (Institute of Russian Literature (Pushkin House),
Russian Academy of Sciences:  4, emb. Makarova, St. Petersburg, 199034, Russian Federation)

​

Summary. An episode with “tury” the aurochs as a common beginning is connected, above all, with “bylina” epic songs about Vassiliy Ignat’yevich which weren’t recorded at western territories of the White Sea coast, so-called Western Pomor’e, i. e. Pomerania. Western Pomeranian texts about “Tury” the aurochs were traditionally interpreted in scholarly researches as a segregated introduction to the “bylina” named “Vasiliy Ignat’evich and Batyga”. The present paper deals with “Tury” versions, recorded at Western Pomerania during the 19th century by A. D. Grigor’ev, A. V. Markov and B. A. Bogoslovskiy, and in the end of the 20th century —  by researchers of the Institute of Russian Literature (Pushkin House) of the Russian Academy of Sciences. A comparison of these records with epic texts about Vasiliy Ignat’evich, popular in the Russian North, allows the author to affirm, that only in Western Pomerania the “Tury” didn’t appear as an introduction to another “bylina” specimen, but were performed as an independent plot. An episode with aurochs serves as just an introduction to the main action, that takes place after it, in the entire context of the “bylina” songs about Vasiliy Ignat’evcih. On the contrary, the Western Pomeranian “Tury” the song seems to be complete from the point of view of plot and composition. The version, that was recorded almost 100 years after A. D. Grigor’ev’s famous record, testifies to an extraordinary stability of the plot. In the present article there are also revealed some important differences between introduction of the “bylina” specimens and “Tury” versions from Western Pomerania. Special attention is paid to peculiarities of motives and images which align these texts together with spiritual verses of oral and written origin. Topic about “Tury”— the aurochs which was common in Western Pomerania is considered by the author as an inter-genre form reflecting correlation between “bylina” epics and spiritual verses. In distinction to some researches’ opinion the author believes that this plot, in its manifestation from the 19th century, couldn’t be formed earlier than in the 17th century, i. e. the Schism era.

Key words: Western Pomerania, “bylina” epics, spiritual verses.
 

​

НАПЕВЫ СТАРИНЫ «ТУРЫ» В ТРАДИЦИИ  ЗАПАДНОГО ПОМОРЬЯ
ЮРИЙ ИВАНОВИЧ МАРЧЕНКО (Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН:  
Российская Федерация, 199034, г. Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4)

Аннотация. Старина «Туры» как самостоятельное произведение записана лишь в населенных пунктах Западного Поморья (четыре раза —  с напевами). Два напева зафиксировал на слух в 1901 г. А. Л. Маслов в с. Варзуга (Терский берег Белого моря), третий напев в 1909 г. был записан на фонограф А. В. Марковым в с. Сумской Посад (Поморский берег Белого моря) и затем нотирован А. Л. Масловым. Четвертая запись осуществлена в 1977 г. экспедицией отдела народно-поэтического творчества Института русской литературы в с. Вирма (Поморский берег Белого моря). Три ранние записи (1901 и 1909 гг.) структурно согласуются между собой. Это одностиховые напевы, связанные с эпическим стилем позднего формирования. Особенностью такого стиля, по мнению Е. В. Гиппиуса, является теснейшее интонационное скрещивание и переплетение универсализованных плясовых и эпических напевов. Этот стиль культивировался в XVIII в., он одинаковый в различных областях России, и его главными носителями следует считать, вероятно, позднейших, осевших в городах скоморохов. Четвертый напев отличается достаточно сложным строением. Он не имеет прямых параллелей с напевами севернорусских былин, контрастирует с напевами местных баллад, несколько отличается и от напевов эпических духовных стихов, получивших распространение в районах Русского Севера. В строении мелодии обнаруживаются некоторые признаки песенного интонирования, но существенны и связи с напевно-декламационными формами. К сожалению, напев записан лишь один раз. Он, возможно, восходит к образцам духовной лирики, которые могли быть связаны как с устной традицией, так и с письменными источниками. Однако эта проблема требует специального изучения.

Ключевые слова: Западное Поморье, былина, напев. 

​

MELODIES OF “STARINA” EPIC SONG “TURY”  (THE AUROCHS)
IN EPIC TRADITION  OF WESTERN POMERANIA
YURIY MARCHENKO (Institute of Russian Literature (Pushkin House),
Russian Academy of Sciences:  4, emb. Makarova, St. Petersburg, 199034, Russian Federation)

Summary. As an independent specimen, a “bylina” epic song about “Tury” (the Aurochs) was recorded only in Western Pomerana. It was documented four times with melodies. Two of them were recorded aurally in 1901 by A. L. Maslov in a village named Varsuta (Terskiy coast of the White Sea), the third one was recorded in 1909 to a phonograph by A. V. Markov in a village named Sumskoy Posad (Pomorskiy coast of the White Sea) and then notated by A. L. Maslov. The fourth record was accomplished in 1977 by an expedition of the Folklore Department of the Institute of Russian Literature in a village named Virma (Pomorskiy coast of the White Sea). Three early records (of 1901 and 1909) match to each other from the perspective of structure. They all are one-strophe-cantos connected with the late epic style. A special feature of this style is, according to E. V. Gippius, a tight intonation crossing and interweaving of universalized dance and epic cantos. This style was popular in the 18th century; it was the same for different regions of Russia. Apparently, we should consider the latest city skomorokhs to be main bearers of the style. The forth canto distinguishes itself by its complicated structure. It hasn’t got straight parallels with cantos of northern Russian “bylinas” , it contrasts to cantos of local ballades, and it differs from cantos of epic spiritual poems widely distributed in the Russian North. Some features of song intoning are revealed in its melody composition, and correlation with canto-declamation forms is also significant. Unfortunately, the canto was recorded only once. Probably, it backs to spiritual lyrics which can be related both with oral and written traditions. This problem, however, still demands of a separate study.

Key words: Western Pomorje, bylina, canto. 

​

​

НЕКОТОРЫЕ МИФОЛОГЕМЫ В ЗАЧИНЕ «ТУРЫ»  И ИХ СВЯЗЬ С ОБРАЗОМ БОГАТЫРЯ-ПЬЯНИЦЫ
МАРИНА ВИКТОРОВНА РЕЙЛИ (Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН:  
Российская Федерация, 199034, г. Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4)

​

Аннотация. В статье рассматриваются основные мифологемы фрагмента «Туры» в их взаимосвязи с былинным образом Василия Игнатьевича Пьяницы на примере беломорской эпической традиции. Исследуется историческое происхождение образов тура/ турицы и их существование в мифологизированном пространстве русского эпоса, соотнесенность образа туров с синим морем/океаном и образа турицы с изначальной землей, с представлениями о которой связан мифический остров Буян, этимологически отождествляемый с потусторонним миром, где живут прародители всех животных, где стоит Мировое древо = крест Леванидов = Священная гора. Там же находится «всем камням отец», «всем каменьям в мире мати» —  мифический Латырь-камень —  «пуп земли», где происходят главные события, определяющие судьбы мира, стоит престол Господень, пребывает сам Господь, а также помещаются «небесные силы» —  персонажи народно-христианского культа. Именно на этом сакральном острове живет божество в облике златорогой Турицы. В статье рассматривается также фрагмент о девице в стене (горе) = Материстене городовой = Богородице. Образ девицы-Богородицы, спускающейся со стены-горы в реку или море, оказывается укорененным в персонаже заговоров —  красной девице, сидящей на священном острове и на камне-престоле (алатырь-камне) посреди реки либо океана-моря, а также в Деве-Солнце, что соединяет ее на внутреннем плане с зооморфным воплощением Солнца —  Турицей Златорогой. Анализ образа Василия Игнатьевича Пьяницы в его взаимосвязи с персонажами фрагмента «Туры» позволяет предположить, что его истоки следует искать не в исторической действительности, а в пространстве древних архетипов. В целом образный и смысловой ряд рассматриваемого сюжета сформирован древнейшими религиозными воззрениями, как древнеславянскими (языческими), так и древнерусскими, частично сохранившимися в заговорах, апокрифической литературе и духовных стихах.

Ключевые слова: миф, эпос, заговор, духовный стих, апокриф. 

​

SEVERAL MYTHOLOGEMS IN “TURY” (THE AUROCHS) BEGINNING
AND THEIR CONNECTIONS  WITH THE IMAGE OF A DRUNKARD HERO
MARINA REYLI (Institute of Russian Literature (Pushkin House),
Russian Academy of Sciences:  4, emb. Makarova, St. Petersburg, 199034, Russian Federation)

Summary. The article deals with the problem of the origin of basic mythological persons of the plot “Tury” in their relationship with the “bylina’s” figure of Vasilij Jgnat’evich-Drunkard on example of White Sea Coasts epic tradition. The origin of the image of aurochs is traced. Its existence in mythological space of Russian epic is studied in its connection with the concepts of sea/ocean and the primordial earth —  mythical “Buyan” the Island, where progenitors of all animals reside and the World Tree = Levanidov the Cross = Sacred Mountain stand. There is placed the “all the stones farther” —  mythical Latyr’-Stone also, where the main events of the World take place, where 100 God’s Holy Altars stand. Just there the divine Aurochs with gold horns lives. The article considers also the fragment with the Maiden in the Wall (inside the Mountain) = Mother-Town Wall =Virgin. The image of the Girl-Virgin, descending downside the wall (the mountain) to the river or the sea is rooted in the person of charms —  the maiden, sitting on a sacred island or on an Altar-Stone in the center of a river or the ocean. Analysis of Vasiliy Jgnat’evich the Drunkard’s image in its correlation with persons of the “Tury” fragment makes it possible to suggest, that we can find its sources not from historical reality, but from the space of ancient archetypes. All in all, the image and semantic structure of this plot is formed by Old Slavic (pagan) and Old Russian ancient religious attitude, which partly are remained in myths, charms, spirit poetry, apocrypha.

Key words: myth, epic, charm, spiritual poetry, apocrypha

​

​

ПЕЧОРСКИЕ БЫЛИННЫЕ НОВООБРАЗОВАНИЯ В СВЕТЕ ТЕОРИИ ИГР 1
АНДРЕЙ НИКОЛАЕВИЧ ВЛАСОВ (Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН:  
Российская Федерация, 199034, г. Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4)

Аннотация. Статья посвящена жанровой характеристике поздних эпических сюжетов в севернорусской традиции —  «Бутман» и «Васька Захаров». Их героем является «пьяница», обретший имя собственное и вставший в один ряд с известными эпическими персонажами. До того как в мире былинных персонажей у пьяницы появилось собственное имя, мы встречаем известную группу маргиналов —  «кабацких ярыжек» и место их обитания —  кабак, которые по своему происхождению относятся к поздним элементам эпического универсума. Наиболее показательным примером, как происходило взаимодействие разновременных пластов в художественном мире былины, является сюжет «Илья Муромец и голи кабацкие». Давая герою имя Ильи Муромца, сказитель поднимает тему «пьянства в кабаке» на эпическую высоту: посещение кабака, совместное выпивание с голями кабацкими превращается в отдельный эпический сюжетный мотив. Его самостоятельность закрепляется в финальной сцене пира, в которой исследователи усматривают главный конфликт сюжета «о голях» и «о бунте». Посещение кабака и совместное выпивание с голями кабацкими закрепились в эпической традиции как один из подвигов богатыря. Развитие данного эпического сюжетного мотива требовало и введения особого типа богатыря —  пьяницы. Илья Муромец не соответствовал этой задаче, хотя и был способен совершить такой подвиг. Здесь требовался герой иного плана —  герой-фаталист. Многие былинные сюжеты с кабацкой тематикой связаны с именем былинного героя Васьки: Васька-пьяница, Васька Игнатьев, Васька Захаров. Сюжеты помещаются в атмосферу игрового поведения. Осуждение пьянства сменяется в былине восхвалением за умение пить. Создается эффект, прямо противоположный известной установке эпической поэзии на историческую правду. Предполагаем, что формирование нового героя шло через усвоение духовного стиха о Василии Великом и новый образ сложился в результате поэтической пародии.

Ключевые слова: эпическая традиция, эпический герой, игровой контекст, эпическое новообразование, жанровая характеристика, эпический сюжет, баллада. 

​

NEOFORMATIONS OF THE “BYLINA” EPICS  OF PECHORA IN THE LIGHT OF GAME THEORY
ANDREY VLASOV (Institute of Russian Literature (Pushkin House),
Russian Academy of Sciences:  4, emb. Makarova, St. Petersburg, 199034, Russian Federation) S

ummary. The article deals with characterizing in genre aspect, focused on late epic plots in the Northern-Russian tradition. These are “Butman’ and “Vas’ka Zakharov”. Scholars had left these plots without attention but confined themselves to some general remarks. The main character of the plots is a drunkard, endowed with his own proper name along with famous epic heroes. Before invention of the proper name, drunkards had appeared in “bylina” epics as a marginal group linked with taverns, which represented a later element of the epic universe by its very historical period. Interaction of diachronic layers in the fictious world of “bylina” epics is exemplified vividly by the plot “Il’ya the Muromets and Tavern Riffraff”. Il’ya the Muromets’ name elevates bibulosity theme to the epic height, because a visit to tavern and feasting together with riffraff turns into an independent epic motif. It is interesting that independence of the motif is strengthened by the final scene, linking themes of a feast and a riot. Correlation of the cellar image and a certain rank of the mythic images fastens this plot as one of the heroic feats of the hero and demands a special type of a hero —  namely a drunkard. Ilya the Muromets didn’t fit to such a function, although he was possible for such a heroic feat. This plot demanded for another hero type, a fatalist. We suggest, that new character’s formation proceeded through reception of the spiritual verse about Vasiliy the Great by means of epic parody. Condemnation is replaced with glorification for bibulous skills. Several “bylina” plots with tavern themes are related with such a name of the “bylina” hero as Vas’ka: Vas’ka the Drunkard, Vas’ka Ignat’ev, Vas’ka Zakharov. Plots are interpreted through the aura of game behavior, which causes an effect opposite to the tendency to historical truth, typical of epic poetry.

Key words: epic tradition, epic hero, game context, epic growth, genre characteristics, epic plot, ballad.
 

​

ОДЕЖДА В ФОЛЬКЛОРЕ  И НАРОДНОМ ИСКУССТВЕ
 

ШАПКА-НЕВИДИМКА, ЧУГУННЫЕ КАЛОШИ  И ВОЛШЕБНАЯ РУБАШКА:
ФУНКЦИИ ОДЕЖДЫ И ОБУВИ В РУССКОЙ ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКЕ
ВАРВАРА ЕВГЕНЬЕВНА ДОБРОВОЛЬСКАЯ (Государственный республиканский центр русского фольклора:  
Российская Федерация, 119034, г. Москва, Турчанинов пер., д. 6)

Аннотация. Предметный мир русской волшебной сказки изучен достаточно подробно, однако есть целые группы предметных реалий, роль и функции которых в структуре сказочного сюжета и в формировании сказочной поэтики почти не привлекали внимания исследователей. Одна из них —  одежда и обувь. В статье рассматриваются функции одежды и обуви в русской волшебной сказке. Выделяется ряд функций, присущих им в сказочном тексте. Они могут менять на время биологический вид персонажа. Будучи одета в определенную одежду, девушка может оборачиваться птицей, а без нее такое превращение невозможно. При этом сказка сохранила свадебную семантику похищаемой одежды. Возможна в сказке и обратная ситуация: изменение облика или перемещение между мирами связано не с одеждой, а со шкурой животного / оперением птицы. Элементы одежды и обуви могут выступать и различными знаками: информировать о некоем событии, являться доказательством подвига, выступать в роли своеобразного опознавательного знака, определять длительность предстоящего пути. Отбор сказкой платья и башмачков для трудной задачи также по происхождению связан со свадебным обрядом. Одежда может быть своеобразным транспортным средством и защищать в бою. Наиболее часто различные виды одежды выступают в сказке вещами, с помощью которых скрывается истинный облик персонажа, а также средством, изменяющим социальный статус героев. Наконец, изготовленная руками героини одежда может быть своеобразным маркером ее принадлежности к «иному» миру.

Ключевые слова: волшебная сказка, предметные реалии, функции одежды и обуви. 

​

A CLOAK OF INVISIBILITY, IRON OVERSHOES  AND A MAGIC SHIRT:
CLOTHING AND FOOTWEAR FUNCTIONS IN RUSSIAN FAIRY TALE
VARVARA DOBROVOL’SKAYA (State Republican Center of Russian Folklore of the Ministry of Culture
of the Russian Federation:  6, Turchaninov side-str., Moscow, 119034, Russian Federation)

Summary. Scenery of the Russian fairy tale’s fictional world is studied thoroughly enough, but there is still an entire group of details, which has not drawn scholars’ attention thus far, neither their function in plot structure or their role in the formation of fairy tale poetics. Such details are clothes and footwear, shuffled on by characters. The article deals with clothing functions in Russian fairy tale. The author reveals several functions of clothing in the plot structure. Clothes are instrumental in fantastic temporary transformations of biological species of the characters. Due to wearing given clothes a maiden can “turn into” a bird, but forfeiture of this item makes it impossible. Fairy tale conveys wedding ritual semantics, related with stealing of maiden’s clothes. A reverse situation is possible in fairy tales as well: metamorphosis or transition between worlds isn’t facilitated by human clothing, but with animal skin or feathering. Clothing items can work as different signs: they inform about a certain event, appear as a proof of heroic deed, act as a kind of identification mark or indicate the length of passage. Selection of garment or shoes, appropriate for a certain difficult task, is related with wedding ritual also. Clothing and footwear items can serve as fantastic transportation means. Magic shirt protects in battle. Most often various types or items of clothing in fairy tale texts are used to hide the true appearance of the character, as well as to change or mask his or her social status. Finally, the fact that a heroine makes clothes to herself can correlate with her belonging to the “other” world.

Key words: fairy tale, objects and articles, functions of clothing. 

​

​

ПЛАТОК И ШЛЯПА ГЕРОИНИ  ЖЕСТОКОГО РОМАНСА
МИХАИЛ ВИКТОРОВИЧ СТРОГАНОВ (Московский государственный университет дизайна и технологии:  
Российская Федерация, 129337, г. Москва, Хибинский пр., д. 6)

Аннотация. В словесном творчестве костюм не изображается, а выполняет символическую функцию. Поэтому нас интересует не этнография костюма, а мотивация исполнителями и героями жестокого романса женских головных уборов, которые в традиционном костюме женщины выполняли главную роль. Исторические корни жестокого романса лежат в распаде традиционной крестьянской семьи, поэтому бытовые формы традиционной семейной жизни здесь отсутствуют. Хотя героини жестокого романса не носят традиционный народный костюм, но традиционные функции одежды распространяются и на них. В традиционной культуре перемена головного убора связана с выходом женщины замуж. Жестокий романс дает иную мотивировку. Андрюшка предлагает Кате-пастушке сменить деревню на «роскошную» городскую жизнь, главной приметой которой является «шляпа большая», означающая отказ от традиционных норм поведения. То же самое  в романсе «Это было весенней порою». Этот мотив намечен в фильме И. А. Пырьева «Свинарка и пастух» (1941, сценарий В. М. Гусева). Женщина в шляпе социально ущербна и даже опасна (романс «Алиментики»). Внешне различие между женщиной и девушкой выражалось в покрытой/непокрытой голове. Поэтому платок при описании девушки указывает на замужество. Героиня «Кирпичиков» не могла работать на фабрике без платка из гигиенических и технологических соображений. Поэтому, когда герой собрался купить «пролетарочке» платок, это означает, что он хочет жениться на ней. В романсах платок или шаль символизируют брачные отношения, упоминаются как оберег.

Ключевые слова: жестокий романс, женские головные уборы в традиционной культуре, шляпа, шаль, платок, функция костюма.

 

A KERCHIEF AND A HAT AS DEFINING  CLOTHING ITEMS OF FEMALE CHARACTERS  
OF THE CRUEL ROMANCE
MIKHAIL STROGANOV (Moscow State University of Design and Technology:  
6, Khibinskiy side-str., Moscow, 129337, Russian Federation)

Summary. In verbal art the costume of a character is not just a matter of description, but a subject with symbolic functions. Therefore, this paper is not about costume as an object of ethnography, it investigates song-performers’ and characters’ reasons for mentioning female headwear in the cruel romance. The headwear is understood here as the main characterizing element of women’s traditional costume. The genesis of cruel romance lies in the decay of the traditional peasant family, so the genre doesn’t represent any forms of everyday traditional family living. Although the heroines of the cruel romance don’t wear traditional folk dress, the traditional functions of clothes apply to them. There in traditional culture the change of headwear occurs when a woman gets married. The cruel romance makes different reasons. Andriushka offers Katya, a shepherdess, to leave the countryside for “luxurious” life in the city, and the distinctive mark of such life-style is a “large hat”, which symbolizes the abandonment of regular behavioral norms. A similar motif is outlined in the feature film “Svinarka i Pastukh” (“A Pig-Girl and a Shepherd”, 1941). A woman wearing a hat is socially defective and even could be dangerous, as in the romance “Alimentiki” (“Alimony”). The outward distinction between a woman and a girl is represented by covered and uncovered head respectively. Therefore, a headscarf represents the marital condition of a female. The heroine of the song Kirpichiky (“Little Bricks”) can’t work uncovered for technological and hygienic reasons. So when the hero of the song decides to buy a headscarf for his “proletarochka” (a factory girl), that means he wants to get married to her. A headscarf or a shawl represents marital relations, is mentioned as an amulet in the romances.

Key words: cruel romance, female headwear, traditional culture, hat, shawl, kerchief (headscarf), functions of a costume.

 

 

«ТЫ МЕНЯ ХОЧЕШЬ ЗАМУЖ?  НАДО МЕНЕ КУПИТЬ КОГО —  ПЛАТЬЕ КУПИТЬ!..»
(ОБ ОДНОМ СЕМЕЙНОМ ПРЕДАНИИ КИТАЙСКИХ РУССКИХ ТРЕХРЕЧЬЯ, КНР)
ВЛАДИМИР ЛЕОНИДОВИЧ КЛЯУС (Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН:
Российская Федерация, 121069, г. Москва, ул. Поварская, д. 25а)

​

Аннотация. В статье осуществлен анализ устного рассказа, представляющего собой семейное предание одной русско-китайской семьи, варианты которого от разных респондентов записывались автором статьи, другими российскими и китайскими исследователями с 2006 по 2013 г. Рассказы о выходе русских девушек и женщин замуж за китайских мужчин занимают особое место в устной словесной традиции китайскорусских метисов Автономного района Внутренняя Монголия КНР. В прагматическом отношении они легитимизируют русско-китайские межэтнические браки в общест- венном и личном сознании. Семейное предание Васильевых, живущих в пос. Эньхэ городского округа Эргуна, выделяется среди подобного круга текстов. Это не просто рассказ об обстоятельствах знакомства, а целая история о добывании героем-женихом особого подарка для своей невесты в виде предмета одежды, о своеобразной трудной задаче, поставленной девушкой перед своим суженым, которая выполняется им с использованием сверхъестественных способностей, магического знания или, возможно, даже нечистой силы. На основе полевых материалов автор доказывает существование двух версий рассказа —  «ранней», более соответствующей мифопоэтическому прототипу, и «поздней», переосмысленной в плане реалистичности уже в наши дни.

Ключевые слова: китайско-русские метисы, устные рассказы, семейные предания, Восточное Забайкалье, Трехречье, КНР. 

 

“DO YOU WANT TO MARRY ME?  YOU MUST FIRST BUY A GARMENT FOR ME!”
(ABOUT A CERTAIN FAMILY NARRATIVE  AMONG CHINESE RUSSIANS OF TREKHRECH’E,  CHINA REPUBLIC)
VLADIMIR KLYAUS (Institute of World Literature named after A. M. Gor’kiy, Russian Academy of Sciences:
25a, Povarskaya str., 121069, Moscow, Russian Federation)

​

Summary. This paper deals with analysis of a piece of oral prose, namely a family narrative performed among members of a certain Russian-Chinese family. Its variants have been recorded from different respondents by the author and other Russian and Chinese researchers from 2006 up to 2013. Narratives about Russian girls and women, who have got married by Chinese, occupy a special position in the oral verbal art performed among Chinese-Russian Metis population, who reside at the Autonomous Region Inner Mongolia of the Chinese People’s Republic. Their pragmatics aims to legitimize the facts of Russian-Chinese interethnic spousal in collective and personal consciousness. The Vasil’evs, who reside at En’khe the village of municipal circuit of Ergun, perform a family narrative, which is prominent among the array of such texts. It is not only a brief report about acquaintance, but an entire oral narrative about the bridegroom heroic deed, his quest for a gift to be handed to his betrothed bride. The hero conducts a sort of a fairy tale difficult task, which the maiden has set to him. The task is conducted by means of supernatural abilities, magic knowledge and possibly even the Evil power. On the basis of own field materials, the author has proved, that there exist two versions of the narrative —  the “earlier”, which corresponds with the mytho-poetic prototype, and the “later”, which has been reconsidered in the realistic aspect nowadays.

Key words: Chinese Russian metis, oral narratives, family narratives, Eastern Trans-Baikal area, “Trekhrech’e” (Interfluve of 3 rivers).

Acknowledgements. This paper is financially supported by the grant of the Russian Fund for Humanities No. 14-04-0044а. 

 

 

СИМВОЛИКА ГОЛОВНЫХ УБОРОВ  В КАЛЕНДАРНЫХ ОБРЯДАХ УДМУРТОВ
ТАТЬЯНА ГРИГОРЬЕВНА ВЛАДЫКИНА (Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН:
Российская Федерация,  Удмуртская Республика, 426004, г. Ижевск, ул. Ломоносова, д. 4)
ГАЛИНА АНАТОЛЬЕВНА ГЛУХОВА (Удмуртский государственный университет:
Российская Федерация, Удмуртская Республика, 426034, г. Ижевск, ул. Университетская, д. 1)

Аннотация. В статье рассматривается знаковая сущность головных уборов в календарных обрядах удмуртов. На основе анализа содержания обрядов раскрываются символические качества и свойства материала изготовления, внешнего вида, прагматики. Закономерности использования мужских и девичьих/женских головных уборов в календаре обусловлены сезонной приуроченностью (поминальные обряды как способ установления связей с умершими предками) и возрастной социализацией (молодежные празднества как игровая форма свадебного ритуала). Берестяной колпак (туй калпак) распорядителя обряда в последний день масленичного цикла корреспондирует с берестяными личинами святочных ряженых (туй бам) и берестяными емкостями поминальных обрядов (чурок) или жертвоприношений лешему (чумон), символизируя мифологические представления о связи с умершими предками. Шапка (изьы/ызьы) и платок (кышет) /головное полотенце (чалма) безотносительно к основной одежде символизируют феминно-маскулинную принадлежность и широко используются в переодеваниях-травести в святочном ряженье и поминальном жертвоприношении в честь умерших родителей, приуроченном к осенне-зимнему сезону, крайние сроки которого строго ограничены днями зимнего солнцеворота. Девичьи головные уборы в осенних обрядах символизируют переход девушек в иной статус (невесты). Форма шляп, используемый материал являются эквивалентами «растительно-птичьей» символики свадебной обрядности и обнаруживают параллели славяно-русской девьей крáсоте.

Ключевые слова: головной убор, мифологическая символика, медиативная функция, возрастная социализация, девья крáсота, «растительно-птичий» код.  

​

THE SYMBOLISM OF HEADWEAR  IN UDMURT CALENDAR RITUALS
TAT’IANA VLADYKINA (Udmurt Institute of History, Language and Literature,
Russian Academy of Sciences: 4, Lomonosova str., 426004, Izhevsk, Russian Federation)
GALINA GLUKHOVA (Udmurt State University: 1, Universitetskaya str., Izhevsk, 426034, Russian Federation)

Summary. The article discusses symbolic meanings attributed to headwear in Udmurt calendar rituals. While analyzing the context of the rites the authors study the symbolic features of the materials used to make headdresses, their appearance and utilization. In the calendar rites men’s and girls’/women’s headwear usage patterns are determined by seasons (commemoration rites as the way to establish communication with dead ancestors) and age-related socialization (youth festivities as a play form of wedding ceremonies). The birch-bark hat (“tui kalpak”) of the person who presides over the ritual on the last day of Maslenitsa (Butter (Pancake) week) corresponds with birch-bark masks (“tui bam”) worn by guisers at Yuletide and birch-bark containers used in commemoration rites (“churok”) or sacrifices to a forest spirit (“chumon”), representing folk beliefs about connections with dead ancestors. The hat (iz’y/yz’y) and head kerchief (“kyshet”)/ head towel (“chalma”), irrespective of clothes worn, symbolize gender identity and are widely used by guisers to conceal their identities at Christmastide and commemoration sacrifices to dead parents in the autumn-winter season, which is strictly limited by the winter solstice. The headdresses worn by girls in the autumn rites symbolize their transition to another status (the status of bride). The forms of the hats and materials used are equivalent to plant and bird symbolism of the wedding rites and have parallels with the Russian “dev’ya krasota” (maiden’s beauty) which represents the bride at wedding rites.

Key words: headwear, mythological symbolism, meditative function, age-related sociali- zation, “dev’ya krasota” (“maiden’s beauty”), symbolism of plants and birds.

Acknowledgements. This paper is financially supported by the grant of the Russian Fund for Humanities No. АААА-А16–11604201005–2 “Thingish Items of the Udmurt Ethnic Culture”. 

​

​

ЛОКАЛЬНОЕ МНОГООБРАЗИЕ,  СОДЕРЖАТЕЛЬНОЕ И ДЕКОРАТИВНОЕ ЗНАЧЕНИЕ КОСТЮМА
В РУССКОЙ ГЛИНЯНОЙ ИГРУШКЕ
АНДРЕЙ ГЕННАДЬЕВИЧ КУЛЕШОВ (Государственный республиканский центр русского фольклора:
Российская Федерация, 1190034, г. Москва, Турчанинов пер., д. 6)

​

Аннотация. Круг изображений в традиционной русской глиняной игрушке очень разнообразен. Это и отдельные фигурки животных и птиц (они составляют большинство), и фигурки людей (так называемых Баб и Барынь, всадников, крестьян). Группа игрушек с женскими изображениями дает интересное представление о народном костюме и, более широко,   о костюмном комплексе, бытовавшем в XIX–XX вв. (мужские одежды более однообразны и часто повторяются). Обращение специалистов, занимающихcя народным костюмом, к русской глиняной игрушке как источнику, тоже имеет определенный интерес, хотя предпочтение всегда отдается самим оригиналам. Игрушка в силу своей природы дает более условные, обобщенные и более вариативные, трансформированные, смешанные варианты изображений костюма. Тем не менее игрушка позволяет проследить не только эволюцию костюмного комплекса, но и важные его детали, их своеобразие, локальные особенности, специфику цветовых и орнаментальных решений, что существенно для ее изучения.

Ключевые слова: традиционная керамика, декоративно-прикладное искусство, народное гончарство, глиняная игрушка. 

​

LOCAL DIVERSITY, MEANINGFUL  AND DECORATIVE VALUES OF CLOTHING  IN THE RUSSIAN CLAY TOY
ANDREY KULESHOV (State Republican Center of Russian Folklore of the Ministry
of Culture of the Russian Federation:  6, Turchaninov side-str., Moscow, 119034, Russian Federation)

​

Summary. A range of images of traditional Russian clay toys is very diverse. It includes individual figures of animals and birds (they form a majority of topics) and human figures (so-called peasant-wives and madams, cavalier horseback, peasants). Female figures provide an interes- ting visualization of folk clothing, more widely —  about the costume suit, which appeared in the 19th −20th century (clothing of male figures is more monotonous and repeated). Access to the Russian clay toys as a sources, conducted by the experts on folk costume, is attractive to some extents, although preference is given usually to the originals themselves. A toy by its very nature presents more conditional, generalized and still more variable, mixed figurative transformations of the costume. However, the toy allows to trace not only the general evolution of the costume complex, but certain important details, their originality and local particularities, the specifics of color and ornamental solutions, which are essential for studies on traditional folk clothing.

Key words: traditional ceramics, decorative arts and crafts, folk pottery, clay toys. 

​

​

МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
 

АНАЛИЗ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ РУССКИХ НАРОДНЫХ СКАЗОК ПРИ ПЕРЕВОДЕ НА АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК: ИСТОРИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ ЖАННА ИГОРЕВНА СУРКОВА (Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова: Российская Федерация, 119991, г. Москва, ГСП‑1, Ленинские горы, д. 1, стр. 51)

​

Аннотация. Переводы сказок формируют образ культуры у носителей другого языка. Но разная стратегия перевода порождает разные сказочные тексты и разные образы культуры. Можно свести все многообразие сказочных переводов к нескольким основным подходам. Новейшие переводы сочетают сразу несколько ключевых подходов. Современные детские издания компенсируют недостаток этнографического материала комментариями и иллюстрациями. Линию академических переводов продолжает Полное собрание русских сказок Дж. Хейни. Первая попытка подать перевод русских народных сказок в широком контексте русской и мировой литературы реализована Р. Чендлером. Такое взаимодействие подходов и попытка переосмысления русской сказки открывает новые перспективы для перевода и интерпретации.

Ключевые слова: сказка, перевод, интерпретация, Афанасьев, Рольстон, Кёртин, Губернатис, Ланг, Ренсом, Хейни, Чендлер.

 

ANALYZING AND INTERPRETING RUSSIAN  FOLK-TALES DURING TRANSLATION INTO ENGLISH:
HISTORY AND PROSPECTS ZHANNA SURKOVA (Moscow State University named after M. V. Lomonosov,
Philological Faculty: 1–51, GSP‑1, Leninskie Hills, Moscow, 119991, Russian Federation)

​

Summary. The image of a foreign culture is shaped by folk-tales’ translation. Different translating strategies cause different texts and create different images of the culture. But all this diversity can be reduced to four main approaches. In ethnographic approach folk-tale is treated due to its historical, material and socio-cultural context. This work was carried out in a scholastic translation by W. Ralston. In mythological approach folktale is considered as a source for mythological reconstructions, as in “Zoological mythology” by A. de Gubernatis. More profoundly this approach was used by J. Curtin. Adaptive approach is widely spread in the field of children’s literature, where the genre of fairytale has been totally formed and restricted: folk-tale lost all its national peculiarity and gained specific markers of the “fairy-land”. Fairy Books by A. Lang are a bright example. A. Ransome’s creative manner in this approach, remythologization as the most attractive feature of his work. Universalistic approach implements contemporary European cultural and social tendencies and focuses on universal values. Translation by N. Guterman as an example. Contemporary translations tend to combine several approaches. New children’s translations try to make up for contextual deficiency using annotations and illustrations. Scholastic line is held by “The Complete Russian Fairy Tale” by J. Haney. The first attempt to present Russian folk-tale in a wide context of Russian and Universal literature was carried out by R. Chandler. All mentioned shows further prospective in translating and interpretating Russian folk-tales.

Key words: Folk-tale, translation, interpretation, Afanasyev, Ralston, Curtin, Gubernatis, Lang, Ransome, Haney, Chandler. 

​

​

ИЗ ИСТОРИИ ФОЛЬКЛОРИСТИКИ 

​

ЭВГЕМЕРИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ О ДРУИДАХ  В БРИТАНСКОЙ ФОЛЬКЛОРИСТИКЕ XIX в.
ДАРЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА ТРЫНКИНА (Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова:
Российская Федерация, 119991, г. Москва, Ломоносовский пр-т, д. 27, корп. 4)

​

Аннотация. Эвгемеристическая теория о друидах —  это теория, согласно которой прообразом персонажей низшей мифологии Великобритании признавались друиды —  жрецы у кельтских народов, известные по описаниям историков Древнего Рима. Теория является первым прецедентом использования эвгемеристического метода (трактовки мифических существ как поэтического воплощения в народном сознании памяти об исторических фигурах, известных по письменным источникам, или представителей более ранних насельников территорий) в Великобритании для анализа феномена низшей мифологии. Она была заимствована из перевода Младшей Эдды швейцарского профессора П. А. Малле, в котором он соотнес мифологических карликов с саамами —  финно-угорским народом европейского Приполярья, контакты с которым у древних скандинавов действительно имели место еще с эпохи викингов. Пытаясь приспособить ее к местным реалиям, британские антикварии заменили карликов на фейри, а саамов —  на друидов. Под друидами изначально понимались изолированные группы аборигенного кельтского населения Великобритании, а затем —  некие тайные сообщества, эвгемеристической теории о друидах придерживались Дж. Крайри, П. Грэхэм и П. Робертс. Несмотря на популярность в начале XIX в., уже к 1830-м гг. она уступает место прямому заимствованию теории о саамах П. Малле, не в последнюю очередь из-за ставшей слишком абсурдной аргументации теории о друидах. Тем не менее эвгемеристическая теория о друидах продолжает существовать наравне с ней, подкрепляя своей доказательной базой ее положения. Поэт Р. Саути расширил эвгемеристическую теорию за счет обнаруженных тогда поверий о пикси, привлекая также шотландский материал о пехах и пиктах, Дж. Ф. Кэмпбелл снабдил теорию примерами из шотландских сказок и поверий о гругашах, У. Сайкс —  из валлийских легенд. Последним, кто упомянул об эвгемеристической теории о друидах, был Э. Лэнг.

Ключевые слова: друиды, пикты, пикси, фейри, эвгемеризм, Великобритания, низшая мифология. 

​

THE EUHEMERISTIC DRUID THEORY  IN 19TH CENTURY BRITISH FOLKLORE STUDIES

DAR’YA TRYNKINA (Moscow State University named after M. V. Lomonosov:
27–4, Lomonosovskiy av., Moscow, 119991, Russian Federation)

​

Summary. Euhemerism is a scholarly trend, that provides an interpretation of mythic or folklore characters as poetic reflections of great history persons or alien ethnic groups, sometimes previous indigenous population of a given territory. According to the euhemeristic Druid theory in Victorian folklore studies the Druids, Celtic augurs, which got famous since mentions by historians of ancient Rome, stood as a prototype of folklore fairies. It was the first known precedent of using euhemerism as a method to reveal the origins of the mythic (demonic) creatures of British folklore. This theory itself was adopted from the French translation of the Prose Edda by P. Mallet. P. Mallet suggested that mythological dwarfs could be associated with a Finno-Ugric Sami people, who had contacts with old Scandinavians since the Viking Era. Trying to make his theory sound more British antiquarians replaced dwarfs with fairies and the Sami ethnic group with the Druids. Despite its popularity in the early 19th century, the argumentation of the Druid theory turned more and more absurd, and by the 1830s it was replaced by the original Mallet euhemeristic Sami theory. But the Sami theory was fared from its arguments, so the Druid theory kept on existing. R. Southey extended the application of the Druid theory by using Devonshire sources on Pixies, the newly discovered British folklore creatures, and Scottish material about Picts and Pechs. J. F. Campbell added to the Druid theory examples from Scottish fairy tales and legends of Grugach, as did W. Sikes from Welsh legends. For the last time the theory was revoked by A. Lang, and its existence came to end simultaneously with it of the euhemeristic method itself.

Key words: druids, fairies, pixies, picts, euhemerism, Britain, folk beliefs. 

​

​

ПУБЛИКАЦИЯ АРХИВНЫХ МАТЕРИАЛОВ
 

ПЕЧОРСКИЙ «ЦАРЬ МАКСИМИЛИАН»  В ЗАПИСИ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XX в.
 (ИЗ РУКОПИСНОГО СОБРАНИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО МУЗЕЯ РЕСПУБЛИКИ КОМИ)
ЮЛИЯ АНДРЕЕВНА КРАШЕНИННИКОВА (Институт языка, литературы
и истории Коми научного центра УрО РАН: Российская Федерация, Республика Коми,
167982, г. Сыктывкар, ул. Коммунистическая, д. 26)
СВЕТЛАНА ПАВЛОВНА СОРОКИНА (Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН:
Российская Федерация, 121069, г. Москва, ул. Поварская, д. 25а)

Аннотация. В конце XIX —  начале XX в. народная драма «Царь Максимилиан» имела широкое распространение по всей территории Российской империи. Вместе с тем собирание материалов по народному театру было непоследовательным, поэтому на сегодняшний день имеется не так уж много текстов пьесы. В отношении записей народной драмы «Царь Максимилиан» Европейский Север России находится в наиболее благоприятном положении, поскольку здесь записи пьесы осуществлялись неоднократно, а в середине XX в.  —  целенаправленно. Однако до настоящего времени мы не имели свидетельств о бытовании драмы в бассейне р. Печоры. Недавняя находка сыктывкарских фольклористов позволяет с уверенностью говорить о том, что пьеса игралась и здесь. Текст драмы обнаружен в фондах Национального музея Республики Коми, в коллекции рукописных фольклорных материалов, зафиксированных в период 1910–1930-х гг. от коми и русского населения, проживающего на территории Республики Коми и Коми-Пермяцкого автономного округа. Пьеса записана собирателем-любителем Н. А. Терентьевым, сведения о котором, к сожалению, крайне скудны. Полагаем, что она представляла собой яркое явление местной традиции, в связи с чем собиратель, наблюдавший разыгрываемое представление в «реальной ситуации», принял решение о ее фиксации, как он отмечает, «по памяти», т. е. спустя какое-то время. Таким образом, данная публикация вводит в научный оборот еще один вариант народной драмы «Царь Максимилиан». Текст сопровождается вступительной статьей и комментариями.

Ключевые слова: народный театр, народная драма, Печора, Республика Коми.
 

PECHORA “MAKSIMILIAN THE TSAR” IN RECORDINGS OF THE 1ST¨ TRIENS
F THE 20TH CENTURY  (FROM THE MANUSCRIPT COLLECTION  OF THE NATIONAL MUSEUM OF KOMI REPUBLIC)
YULIA KRASHENINNIKOVA (Institute of Language, Literature and History of Komi Scientific Center, Uralic Division,  Russian Academy of Sciences: 26, Kommunisticheskaya str., Syktyvkar, 167982, Komi Republic, Russian Federation)
SVETLANA SOROKINA (Institute of World Literature named after A. M. Gor’kiy, Russian Academy of Sciences:  
25a, Povarskaya str., Moscow, 121069, Russian Federation)

Summary. Folklore drama “Tsar Maksimilian” was widely spread in Russia in the end of the 19th —  the beginning of the 20th century. But recording of textual materials on folk theatre was not regular. So we have not too many texts of “Tsar Maksimilian”. In aspect of recordings, this drama is in favorable situation at the European North of Russia, because collectors have recorded folk drama specimens there repeatedly, in the middle of the 20th century even purposefully. But we haven’t found evidences of existence of the drama at the basin of Pechora the river. Revelation of folklorists from Syktyvkar let us to affirm that drama has been performed there. The text was discovered in archive of the Komi Republic National Museum from the collection of manuscript folklore materials, recorded in 1910s —  1930s from Komi and Russian residents of Komi Republic and Komi-Permyatskiy autonomous region. Drama was recorded by an amateur collector N. A. Terent’ev. Obviously it was such an interesting phenomenon of local culture, that the collector, who had observed the performance, decided to write it down, as he has admitted, “from his own memory”. So this publication introduces one more variant of folklore drama “Tsar Maksimilian” into scholarly practice. Text is accompanied with a foreword and comments.

Key words: folk theatre, folk drama, Pechoza theriurs basin, Komi Republic.

Acknowledgements. This paper is financially supported by the joint grant of the Russian Fund for Humanities and the Government of Komi Republic reg. No. 14–14–11002 а (р) “Collection of Manuscript Folklore Materials of the National Museum of Komi Republic: Creation of Catalogue and Guidelines for the Folklore Collection”. We wish to thank the scientific amanuensis of the National Museum of Komi Republic, dedicated local historian Mrs. Valentina A. Sova for her assistance in searching information about N. A. Terent’ev and PhD Kirill V. Istomin, senior researcher of the Komi Scientific Center for his helpful advice. 

​

​

ДИСКУССИИ 

АВТОРСКАЯ РЕПЛИКА ПО ПОВОДУ РЕЦЕНЗИИ Д. И. АНТОНОВА И М. В. АХМЕТОВОЙ НА КНИГУ
«РУССКАЯ НАРОДНАЯ ЭСХАТОЛОГИЯ:  ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ» 
ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ БЕССОНОВ (Независимый исследователь: Российская Федерация, г. Москва) 

​

THE AUTHOR’S REMARK ABOUT D. I. ANTONOV’S  AND
M. V. AKHMETOVA’S REVIEW ON THE BOOK  “RUSSIAN FOLK ESCHATOLOGY:  HISTORY AND CONTEMPORANEITY”
IGOR’ BESSONOV (Independent researcher: Moscow, Russian Federation)
 

​

PERSONALIA

​

КОМИ ФОЛЬКЛОРИСТ ЮРИЙ ГЕРАСИМОВИЧ РОЧЕВ
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ РАССЫХАЕВ (Институт языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН:  
Российская Федерация, Республика Коми, 167982, г. Сыктывкар, ул. Коммунистическая, д. 26)

​

Аннотация. Историю коми фольклористики в настоящее время трудно представить без имени «первооткрывателя» детского фольклора коми Юрия Герасимовича Рочева (1936– 1995), которому 7 марта 2016 г. исполнилось бы 80 лет. Фольклорист внес большой вклад в собирание, публикацию, изучение и популяризацию устного народного творчества коми. В кандидатской диссертации по детскому фольклору коми Ю. Г. Рочев впервые представил систематизацию разрозненного материала и выявил тематические, образные и композиционные особенности. В дальнейшем в поле зрения исследователя были детские народные игры, сюжетный фонд, специфика и классификация жанров сказочной и несказочной прозы коми, импровизация и вариативность народной лирики, проблемы фольклорных взаимосвязей коми с соседними народами —  русскими, ненцами, ханты и манси, вопросы фольклоризма в творчестве коми писателей. Ученый впервые в коми литературоведении разрабатывал тему детской литературы коми, выявляя особенности ее становления и развития с середины XIX в. до 1970-х гг. Им было подготовлено несколько фольклорных сборников и коллективных монографий, опубликовано более 130 научных работ. В архиве Коми научного центра Уральского отделения РАН сформирован личный фонд Ю. Г. Рочева (Ф. 27) как подтверждение его особых заслуг в области исследования коми филологических наук.

Ключевые слова: фольклор коми, коми литература, история изучения, Ю. Г. Рочев.

​

KOMI EXPERT IN FOLKLORE  YURIY GERASIMOVICH ROCHEV
ALEXEY RASSYKHAEV (Komi Scientific Center, Uralic Division, Russian Academy of Sciences:  
26, Kommunisticheskaya str., Syktyvkar, 426004, Komi Republic, Russian Federation)

​

Summary. It would be difficult to present history of the Komi folklore studies without the name of the discoverer of Komi children’s folklore Yuriy Rochev (1936–1995). The 7th of March 2016 would marked his 80th anniversary. PhD in folklore studies, Yu. G. Rochev has made a great contribution to recording, publication, studying and promoting of Komi folklore. In his PhD thesis on the Komi children’s folklore Yu. Rochev systematized disjoint materials and revealed thematic, figurative and composition features for the first time. Further on the researcher considered children’s games as well as genre specifics and classification fairy tales and prose oral narratives, performed among the Komi, improvisation and variability of folk lyrics. He studied folklore interrelations of the Komi with their neighbors —  the Russians, the Nenets, the Khanty and the Mansi, as well as use of folklore in literature works of the Komi writers. Besides, the scholar has started studies of children’s literature of the Komi, having revealed its formation and development from the middle of 19th century up to the 1970s. He prepared several folklore collections and collective monographs, over130 papers are published. A personal fund of Yu. G. Rochev in the archive of the Komi scientific center of the Uralic Division of the Russian Academy of Sciences has been established in honor of his special merits in the field of Komi philological scholarship.

Key words: Komi folklore, Komi literature, history of studies, Yu. Rochev. 

​

​

КНИЖНАЯ ПОЛКА 

«ПЕСНЯ СИЛУ ДАЕТ…» (ИЗ ВЫСКАЗЫВАНИЙ НАРОДНЫХ МУЗЫКАНТОВ)
СЕРАФИМА ЕВГЕНЬЕВНА НИКИТИНА (Институт языкознания РАН:
Российская Федерация, 125009, г. Москва,  Б. Кисловский пер., д. 1, стр. 1)

Рецензия на: Никитина В. Н. Письма народных музыкантов (последняя четверть ХХ века). М.: Научно-издательский центр «Московская консерватория», 2014.  248 с.: нот., ил. 

​

“SONG INVIGORATES YOU…” (FOLK MUSICIANS’ OBSERVATIONS)
SERAFIMA NIKITINA (Institute of Linguistics, Russian Academy of Sciences:
1, B. Kislovskiy side-str., Moscow, 125009, Russian Federation)

The review on: Nikitina V. N. Letters from folk musicians (the last quarter of the 20th century). Moscow: Research and Publication Center “Moscow Conservatoire” 2014.  248 p., notations, ill. 

​

​

И. Я. СТЯЖКИН (1877–1965). «НАРОДНАЯ ЛИТЕРАТУРА КАМЫШЛОВСКОГО УЕЗДА»:
СТО ЛЕТ ОЖИДАНИЯ
ВЛАДИСЛАВ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЛИПАТОВ (Уральский федеральный университет им. Б. Н. Ельцина:
Российская Федерация, 620002, г. Екатеринбург, ул. Мира, д. 19)

Рецензия на кн.: Из фольклорного наследия И. Я. Стяжкина. Т. 1. Уральские сказки. Екатеринбург: Свердловский областной дом фольклора, 2002. 350 с. (Традиционная культура Урала); Уральские песни, сказки и обычаи из собрания И. Я. Стяжкина «Народная литература Камышловского уезда Пермской губернии». Т. 1. Екатеринбург: Уральское литературное агентство, 2014. 400 с.

 

I. YA. STYAZHKIN (1877–1965), “FOLK LITERATURE  OF KAMYSHLOV COUNTY”:
 HUNDRED YEARS OF EXPECTATION
VLADISLAV LIPATOV (Ural Federal University named after the first President of Russia B. N. El’tsin:
19, Mira str., Ekaterinburg, 620002, Russian Federation)

The review on: Iz fol’klornogo naslediya I. Ya. Styazhkina. T. 1. Ural’skie skazki [From the folklore heritage of I. Ya. Styazhkin. Vol. 1. Uralic Folk-tales]. Ekaterinburg: Sverdlovsk Regional House of folklore, 2002.  350 p. (series “Traditional Culture of the Urals); Ural’skie pesni, skazki i obychai iz sobraniya I. Ya. Styazhkina «Narodnaya literatura Kamyshlovskogo uezda Permskoy gubernii». T. 1 [Uralic Songs, Folk-tales and Customs from the Collection of I. I. Styazhkin “Folk Literature of Kamyshlov County of Perm’ Province”. Vol. 1]. Ekaterinburg: Ural literary Agency, 2014.  400 p.

 

​

ЮБИЛЕИ

​

ВИКТОРУ ГРИГОРЬЕВИЧУ (ГЕРШОНОВИЧУ)  СМОЛИЦКОМУ - 90 ЛЕТ

 

К ЮБИЛЕЮ А. Л. НАЛЕПИНА

​

​

​

IN MEMORIAM
 

ПАМЯТИ Л. П. СОЛНЦЕВОЙ